Сладков цветные страницы. Интересные случаи в путешествиях

Январь − месяц больших молчаливых снегов. Прилетают они всегда вдруг. Вдруг ночью зашепчутся, зашепчутся деревья − что-то творится в лесу. Читать...

Натерпелись птицы и звери от зимы лиха. Что ни день − метель, что ни ночь − мороз. Зиме конца-краю не видно. Разоспался Медведь в берлоге. Забыл, наверное, что пора ему на другой бок перевернуться. Читать...

На мусорную кучу зимой только сытый не летит. Но сытых зимой мало. Всё видят голодные птичьи глаза. Чуткие уши всё слышат. Читать...

Все птицы хороши, но скворцы с особой изюминкой; каждый у них в особицу, один на другого не похож. Читать...

Звонкоголосую и белощёкую нашу синицу называют большой или обыкновенной. Что большая, я с этим согласен: она больше других синиц пухляков, московок, лазоревок. Но что она обыкновенная, с этим я не могу согласиться! Читать...

− Почему это, Заинька, у тебя такие длинные ушки? Почему это, серенький, у тебя такие быстрые ножки? Читать...

Свистит косая метель − белая метла дороги метёт. Дымятся сугробы и крыши. Рушатся с сосен белые водопады. Скользит по застругам яростная позёмка. Февраль летит на всех парусах! Читать...

Нагрянул в лес холодный февраль. На кусты сугробы намёл, деревья инеем опушил. А солнышко хоть и светит, да не греет. Читать...

Это случилось зимой: у меня запели лыжи! Я бежал на лыжах по озеру, а лыжи пели. Хорошо пели, как птицы. Читать...

Чижа я купил за рубль. Продавец сунул его в бумажный кулёк и подал мне. Читать...

У всех день рождения − радость. А у клестят − беда. Ну что за радость вылупиться зимой? Мороз, а ты голышом. Один затылок пухом прикрыт. Читать...

− Чего они, дурачки, меня боятся? − спросила Люся. Читать...

Ночью в коробке вдруг зашуршало. И выползло из коробки что-то усатое и мохнатое. А на спине сложенный веерок из жёлтой бумаги. Читать...

Голубой месяц март. Голубое небо, снега голубые. На снегах тени − как синие молнии. Голубая даль, голубые льды. Читать...

Расчирикался Воробей на навозной куче − так и подскакивает! А Ворона-карга как каркнет своим противным голосом...

Описание презентации по отдельным слайдам:

1 слайд

Описание слайда:

БИОГРАФИЯ Николая Ивановича Сладкова Подготовила учитель начальных классов ГБОУ СОШ № 349 Красногвардейского района Санкт-Петербурга Печёнкина Тамара Павловна

2 слайд

Описание слайда:

3 слайд

Описание слайда:

Николай Иванович Сладков родился 5 января 1920 года в Москве, но всю свою жизнь прожил в Ленинграде, в Царском Селе. Здесь, неподалеку от его дома, было много старых лесопарков, где будущий писатель открыл для себя целый мир, необычайно богатый тайнами природы. Целыми днями он пропадал в самых глухих местах окружающих парков, где всматривался и вслушивался в жизнь леса. Бродя среди старых деревьев, он с детства проникся мудростью природы, научился узнавать по голосам самых разных птиц.

4 слайд

Описание слайда:

Мальчику очень хотелось узнать, о чем с ним говорит лес, он очень хотел постигнуть его тайны. Коля стал с упоением читать самые разные книги о природе, а свои собственные наблюдения записывал в свой дневник, в "Тетрадь наблюдений", который начал вести во втором классе. Постепенно в дневнике место коротких записей стали дополнять истории из жизни лесных обитателей. К тому времени лес давно уже стал для него настоящим добрым другом.

5 слайд

Описание слайда:

Во время войны Н. Сладков добровольцем ушёл на фронт, стал военным топографом. В мирное время сохранил ту же специальность. В молодости он увлекался охотой, но впоследствии отказался от этого занятия. Вместо неё стал заниматься фотоохотой, выдвинул призыв «Не бери в лес ружье, возьми в лес фоторужье».

6 слайд

Описание слайда:

Первые рассказы были написаны им в 1952 году, а в 1953 году была напечатана первая книга Николая Сладкова - "Серебряный хвост". "В природе та же гармония, что и в музыке, выкинь ноту и мелодия нарушится..." Книги Николая Сладкова - рассказы и повести о природе - необычайно гармоничны, они очень полно и точно отражают тайны природы. Для того, чтобы оказаться в диком лесу, вовсе необязательно каждый раз брать билет на поезд и ехать в дальние края - можно просто протянуть руку к книжной полке и взять любимую книгу Николая Сладкова, уютно устроиться в любимом уголке и перенестись в прекрасный мир природы...

7 слайд

Описание слайда:

Вместе с Виталием Бианки, своим другом и единомышленником, Николай Сладков много лет готовил радиопередачи "Вести из леса" и отвечал на многочисленные письма своих слушателей. Всего за свою насыщенную приключениями жизнь Николай Иванович написал более 60 книг. В числе самых известных можно назвать такие издания, как: За книгу "Подводная газета" Николай Иванович был удостоен Государственной премии имени Н. К. Крупской.

8 слайд

Описание слайда:

Подобный дар - рассказывать о лесных жителях с искренней любовью и теплой улыбкой, а также с дотошностью профессионального зоолога - дан очень немногим. И совсем немногие из них могут стать настоящими писателями - такими, как Николай Иванович Сладков, необыкновенно органично совместив в своем творчестве талант прекрасного рассказчика и поистине безграничную эрудицию ученого, сумев открыть в природе что-то свое, неведомое другим, и поведать об этом своим благодарным читателям...

9 слайд

Описание слайда:

В одной из своих книг писатель написал: «Давно и пристально мы всматриваемся в природу. Не пора ли заглянуть в себя? Какими нас видят настороженные глаза птиц и зверей, глаза полей и лесов? Кто мы – властелины Земли? Чего мы хотим? И что мы творим?» Книги Сладкова позволяют нам заглянуть в себя. Что можем сделать мы, чтобы наша планета была краше, чтобы не исчезали с лица Земли животные и растения, чтобы в реках можно было купаться, чтобы птицы пели в лесах и городах, чтобы не забыли наши дети, что такое чистая вода и, напоенный ароматом травы и дождя, воздух? « Чтобы беречь землю, природу, надо её любить, чтобы полюбить – надо узнать. Узнав – невозможно не полюбить». « Я пишу о природе, потому что я её очень люблю: за красоту, за загадки, за мудрость её и разнообразие». « Природа – это увлекательнейшая книга. Только начни её читать, не оторвёшься».

Николай Сладков, москвич по рождению, всю свою жизнь прожил в Ленинграде. Но вёл не оседлый образ жизни, а командировочный. Его страстью была фотоохота. Да и профессия топографа, полученная им ещё до Великой Отечественной войны, позволяла много путешествовать.

Маршруты Сладкова пролегали по знойным пустыням Средней Азии, по ледникам, бурным водам океанов, приходилось подниматься в заоблачные выси гор − словом, быть первооткрывателем, чутким ко всему новому, неизведанному.

Природа - это не только богатства. Не только «солнце, воздух и вода». Не только «белое, чёрное и мягкое золото». Природа нас кормит, поит и одевает, но она ещё нас радует и удивляет. Каждый из нас восхищается красотой природы родного края. Москвич расскажет вам о золотых сентябрьских лесах, петербуржец - об июньских белых ночах, а житель Якутска - о седых январских морозах! А вот алтаец расскажет вам о майском разноцветье. Николай Сладков бывал и на Алтае! Он заметил, каким разным может быть в этих краях один только весенний месяц май.

А сколько ещё чудес таится в других местах!.. Например, в лесу и поле совсем не нужны обычные часы, здесь выручают птицы, которые живут по своему времени и редко когда ошибаются. Вместе с писателем легко замечаешь красивейшие вещи. Даже лесная просека покажется распахнутой книгой: иди и смотри по сторонам. В тысячу раз интересней идти, чем по обычной дороге!

Только свернёшь - сразу почувствуешь паутинные нити, похожие на ловчие сети и свитые сита. И когда только пауки успели? Взошло солнце и осветило росную паутину бисером. Вот и заблестели ожерелья, бусы и подвески. Так вот какая она, паутина, на самом-то деле!

Пока любушься бисером росы на паутинках, собираешь в кузовок опёнки, неожиданно понимаешь, что сбился с пути. Только многократное "ау!" может спасти от бессмысленных плутаний, только ответный отзвук выведет на знакомую лесную тропку.

Когда идёшь, много всего подмечаешь. Рассказы Сладкова так и начинаются: "Вот иду я по..." Можно идти по лесной полянке, по болоту, по полю, по лугу, по берегу моря и вместе с писателем замечать то, что не увидел обычный человек, узнавать потрясающе интересные факты. Иной раз поддаёшься восторгу рассказчика и улыбаешься какому-нибудь особенно точному сравнению или выводу.

Хочется побывать в тех местах, о которых писатель так замечательно рассказывает. Перелистываешь одну миниатюру за другой, как сказки детства. Всё кажется знакомым, и близким, и родным: зайчишка-трусишка, кукушка-одиночка, сладкоголосый соловей и певунья иволга. Сказочные истории Николая Сладкова повсюду: над головой, по сторонам, под ногами. Задержись только взглядом!

Николай Сладков

Синий май

Куда ни посмотришь - везде голубое и синее! И безоблачное голубое небо. А по склонам позеленевших гор словно кто-то разбросал синие куртинки* сон-травы. Мохнатые цветы походят на больших желтобрюхих шмелей с синими крыльями-лепестками. Кажется, только тронь - и загудит синий рой! А на щебнистых голых склонах словно расстелили синее-синее покрывало, чтобы прикрыть обнажённую землю. Синее покрывало выткано из мириадов цветов-огуречников. На Алтае огуречниками их называют за огуречный запах. Цветы изогнули стебельки-шейки и склонили головки, похожие на синие колокольчики. И даже кажется, что на ветру они тихо-тихо позванивают, рождая мелодию синего мая.

Куртинки* - (устар.) цветочная полянка.

Красный май

В середине мая на солнцепёках начинают цвести пионы, у нас их марьиным корнем зовут. А до того, как зацвести, среди ажурных и разлапистых листьев наливаются их зелёные кулачки-бутоны.

Как драгоценный камень, зажатый в кулачке, подняла его тоненькая рука стебелька от земли к солнцу. И сегодня зелёные ладошки дружно раскрылись. И вспыхнуло красное пламя цветка!

Один за другим раскрываются бутоны, и на горных склонах разгораются красные искры. Вспыхивают и тлеют, пока не подожгут красным пламенем все склоны гор. Пришёл красный май!

Белый май

Травы поднялись до колена. И только теперь зацвела таволга и черёмуха. За один-два дня их тёмные ветви надевают белый наряд и кусты становятся похожими на невест. А издали черёмуховые перелески напоминают пену прибоя неспокойного зелёного моря.

Погожим днём, когда нагретый воздух насыщен ароматом цветущих трав, приятно отдохнуть под черёмухами, гудящими от насекомых. На белых гроздьях копошатся шмели, цветочные мушки, бабочки и жуки. Нагрузившись пыльцой и напившись нектара, они ввинчиваются в воздух и разлетаются.

С белых черёмух сыплются лепестки. Падают на широкие листья чемериц*, белят траву и землю.

Однажды утром, на исходе мая, глянул я из окна и ахнул: деревья побелели, дорога белая, в воздухе снежок мельтешит! Неужели зима вернулась? На улицу вышел - всё понял. С побелевших тополей летели белые воздушные «снежинки» тополиного пуха. Кружится на ветру белая метелица! Не меньше удивился я, проходя мимо россыпи одуванчиков. Вчера на их стебельках жёлтыми канарейками сидели цветы, а сегодня на их месте нахохлились белые пушистые «цыплята».

Бело под ногами, по сторонам, над головой... Белый май!

Чемерица* - многолетняя луговая трава с толстым корневищем и метёлками цветов.

Серебристый май

До горизонта раскинулась приалтайская ковыльная степь. Играют под солнцем шелковистые ковыли, и степь в мае походит на серебристое облако, опустившееся на землю. Искрится степь, будто с солнцем перемигивается. Дохнул ветерок, заколыхалась, поплыла она, расплёскивая солнечный свет. Текут серебристые волны ковылей. Один за другим из них взлетают жаворонки и звенят, словно серебряные колокольчики. Так и кажется, что каждый жаворонок славит серебристый май.

Пёстрый май

На вершины алтайских гор весна приходит в конце мая. С каждым днём снег отступает всё выше и выше в горы, - становятся они тёмно-белыми - пёстрыми. Посмотришь - глаза разбегаются: тёмное - белое, белое - тёмное! Как шахматная доска! А тут ещё у подножия зацвели дружно рябчики. Их пёстрые головки поднялись на тонких стебельках, всюду выглядывают из травы. Бубенчики у них коричневатые, словно лепестки потемнели от загара. На лепестках светлые клеточки и пятнышки. Глянешь на цветы - и тоже в глазах рябит, всё равно что от шахматной доски. Недаром эти хрупкие цветы ботаники «рябчиками шахматными» называют. Пёстрые горы и пёстрые цветы пёстрого алтайского мая!

А что за пора на Алтае, когда зацветут купальницы! Куда ни глянешь - повсюду купальницы. Тьма-тьмущая их на лугах, на полянах, на болотах. В оранжевых кольцах горные снежники. Посмотришь на цветы - и кажется, что один ярче другого. Недаром их у нас огоньками ещё называют. Огоньками горят они среди сочной зелени майского луга.

Однажды на оранжевой от цветущих купальниц поляне я заметил чисто-белый цветок. Всё необычное привлекает внимание. Потому и этот цветок я заметил издали. Жемчужина на золотом лугу! Со всеми предосторожностями выкопали белую купальницу и посадили на селекционном участке в Алтайском ботаническом саду.

Много раз бывал я в лесу и, каждый раз любуясь пестротой цветущего луга, пытался я снова найти белую купальницу - и не нашёл. Уж очень это большая редкость. Но будем надеяться, что цветок приживётся в саду и их станет много.

Вот такой у нас на Алтае май: разноцветный, как радуга! А у вас?

Птичьи часы

Не золотые, не серебряные, не ручные, не карманные, не солнечные, не песочные, а... птичьи. В лесу, оказывается, и такие есть - и чуть ли не на каждом дереве! Вроде наших часов с кукушкой.

Только там ещё часы с зарянкой, часы с зябликом, часы с дроздом...

Птицы в лесу, оказывается, начинают петь не когда кому вздумается, а когда положено.

Ну-ка, сколько сейчас не на моих серебряных, а на лесных птичьих? И не посмотрим, а послушаем!

Бекас сверху зажужжал - значит, уже три часа. Вальдшнеп протянул, похрюкивая и повизгивая, - начало четвёртого. А вот и кукушка закуковала - солнце скоро взойдёт.

А заработают часы утренние, и станет их не только слышно, но и видно. Певчий дрозд сидит на маковке ёлки, высвистывает - около четырёх. Теньковка поёт и крутится на осине - начало пятого. Зяблик прогремел на сосне - скоро пять.

Ни заводить, ни чинить, ни проверять эти часы не надо. Водонепроницаемые и удароустойчивые. Правда, бывает привирают, но какие часы не спешат или не отстают?! Зато всегда при себе, не забудешь, не потеряешь. Часы с перепелиным боем, с кукованием кукушки, с трелями соловья, со звоном овсянки, с колокольчиком жаворонка - лугового юлы. На любой вкус и слух!

Просека

Лесная дорога виляет, петляет, болота обходит, выбирает, где легче и суше. А просека лес напрямую сечёт: раз - и напополам!

Словно распахнули книгу. Встал лес по сторонам, как нечитаные страницы. Иди и читай.

Идти по запущенной просеке в сто раз труднее, чем по набитой дороге, но и в тысячу раз интересней!

То замшелые, хмурые ельники по сторонам, то весёлые, светлые сосняки. Ольховые заросли, зыбкие моховые болота. Ветровалы и буреломы, сухостоины и валежины. А то и деревья, опалённые молниями.

С дороги и половины этого не увидишь!

А встреча с чуткими обитателями леса, которых пугают наезженные дороги!

Шарканье чьих-то крыльев в зарослях, топот чьих-то ног. Вдруг шевельнётся трава, вдруг качнётся ветка. И ушки у тебя на макушке, и глаза настороже.

Нечитаная полуоткрытая книга: слова, фразы, строчки. Находки на все буквы азбуки. Запятые, точки, многоточия и тире. Что ни шаг, то знаки вопросительные и восклицательные. Прямо в ногах путаются.

Шагаешь по просеке - и глаза разбегаются!

Паутина

Утро выдалось холодное, росистое - и заблестела везде паутина! На траве, на кустах, на ёлочках... Везде паутинные нити, шары, гамачки и ловчие сети. Сита, что не руками свиты. И когда только пауки успели?

А пауки и не торопились. Паутина и раньше везде висела, но была невидимой. А роса усыпала паутину бисером и выставила напоказ. Вспыхнул подлесок ожерельями, бусами, подвесками, монистами...

Так вот какая она, паутина, на самом-то деле! А мы-то всегда лицо с досадой вытирали, когда по нему тянулось что-то невидимое и липкое. А это оказались созвездия, полыхающие в тёмной лесной вселенной. Млечные лесные пути, галактики, лесные кометы, метеориты и астероиды. Новые и сверхновые звёзды. Вдруг явленное невидимое царство лесных пауков. Вселенная восьминогих и восьмиглазых! А вокруг - их сияющие антенны, локаторы и радары.

Вот сидит один, мохнатый и восьминогий, перебирает лапами беззвучные паутинные струны, настраивая неслышную для наших ушей паутинную музыку. И смотрит во все восемь глаз на то, чего мы не видим.

Но высушит солнце росу, и диковинный мир лесных пауков снова бесследно исчезнет - до следующей росы. И снова станем с досадой вытирать лицо, когда по нему протянется что-то невидимое и липкое. Как напоминание о паучьей лесной вселенной.

Опёнки

Опёнки, понятно, растут на пнях. И, бывает, до того густо, что под ними и пня не видно. Словно пень осенними листьями с головой засыпало. А потом они ожили и проросли. И стоят нарядные пни-букеты.

С маленькой корзинкой опёнки не собирают. Собирать так уж собирать! Опёнки можно брать охапками, как говорится, граблями сгребать или косой косить. И на жарево, и на соленье хватит, ещё и на сушку останется.

Просто их собирать, да не просто до дому донести. Для опят непременно нужна корзина. Натолкаешь в рюкзак или в мешки целлофановые - и принесёшь домой не грибы, а грибную кашу. И тогда всё это месиво - на помойку.

Можно второпях вместо настоящих опят наломать ложных. Этим и из корзинки место лишь на помойку: ни на жарево, ни на варево не годятся.

Конечно, и настоящим опятам далеко до грибов белых и красных. Но если неурожай - так и опёнкам рад. Правда, если и урожай - всё равно рад. Что ни пень в лесу - то букет осенний! И мимо всё равно не пройдёшь, остановишься. Если и не собрать, так хоть посмотреть, полюбоваться.

Грибной хоровод

Грибник не берёт мухоморы, но мухоморам рад: пошли мухоморы - пойдут и белые! Да и глаз мухоморы радуют, хоть несъедобные и ядовитые. Стоит иной, подбоченясь, на белой ножке в кружевных панталончиках, в красном клоунском колпаке, - не хочешь, а залюбуешься. Ну а набредёшь на хоровод мухоморный - впору остолбенеть! Дюжина молодцев встали в круг и приготовились к танцу.

Было поверье: мухоморным кольцом отмечен круг, в котором по ночам пляшут ведьмы. Так и называли кольцо грибов - «ведьмин круг». И хоть теперь никто в ведьм не верит, нет в лесу никаких ведьм, но посмотреть на «ведьмин круг» всё равно интересно... Ведьмин круг и без ведьм хорош: грибы приготовились к танцу! Дюжина молодцов в красных шапках встали в круг, раз-два! - разомкнулись, три-четыре! - приготовились. Сейчас - пять-шесть! - кто-то хлопнет в ладоши и закружится хоровод. Всё быстрей и быстрей, пёстрой праздничной каруселью. Замелькают белые ножки, зашуршат лежалые листья.

Стоишь и ждёшь.

И мухоморы стоят и ждут. Ждут, когда ты наконец догадаешься и уйдёшь. Чтобы без помех и чужого глаза начать водить хоровод, притопывая белыми ножками, размахивая красными шапками. Как в старину...

АУ

Потерялся в лесу - кричи «ау!». Пока не откликнутся. Можно, конечно, и по-другому кричать: «И-го-го-го!», например, или: «А-я-яя!». Но громче всего разносится по лесу «ау!». Ты «ау!», и в ответ тебе с разных сторон: «Ау!», «ау!».

Или эхо...

Это уже тревожно, если откликается только эхо. Это значит, что ты потерялся. И перекликаешься сам с собой. Ну-ка быстрее соображай, в какой стороне дом, а то ведь может и закружить...

Идёшь, идёшь, всё прямо и прямо, а глядь - опять то же место! Вот приметный пенёк, на котором сидел недавно. Как же так? Ясно помнишь, что прямо от пенька пошёл, никуда не сворачивал, - как же этот пень снова на твоём пути оказался? Вот и фантик от кислой конфетки...

Раз за разом ты уходишь от приметного места, и кажется тебе, что прямиком к дому идёшь, как по линеечке. Идешь, идёшь, всё прямо и прямо, а пень приметный опять у тебя на пути! И тот же фантик. И никак тебе от них не уйти, притягивают они, как магнит. И ничего не понять, и жуть уже шевелится под рубахой.

Давно тебе уже не до ягод и не до грибов. В смятенье и страхе кричишь «ау!», а в ответ снова и снова одно далёкое эхо...

Холодея, смотришь ты на место, которое не хочет тебя отпустить. На вид ничего особенного - обычные пеньки и колоды, кусты и деревья, сухостоины и валежины, но тебе уже кажется, что и сосны тут какие-то насторожённые, и ёлки уж больно хмурые, и осины о чём-то пугливо перешёптываются. И обдаст тебя холодом до пупырышек.

И вдруг далёкое, на самом краешке слуха, но такое желанное и радостное: «Ау-у-у!»

«Ау-у! Ау-у!» - кричишь ты в ответ, срывая голос, и, не разбирая дороги, летишь на далёкий зов, разбрасывая руками ветки.

Вот опять «ау!», уже слышнее чуть, и ты хватаешься за него, как утопающий за соломинку.

Ближе, слышнее, и ты уже не бежишь, а просто быстро идёшь, облегчённо и шумно переводя дыхание, стряхивая лесное наваждение: ты спасён!

А друзей встречаешь уже как ни в чём не бывало: ну отстал, поплутал немного - велика беда! И снова общий смех, шутки, розыгрыши. Похвальба, кто что нашёл, кто больше собрал. Но внутри у тебя ещё всё дрожит, и холодок шевелится под рубахой. На глазах всё те же хмурые сосны и ели, что не хотели тебя отпускать.

И с этого дня лесное «ау!» навсегда остаётся с тобой. И это уже не просто крик ради шума и баловства, а зов о спасении. Ты никогда уже не станешь кричать «ау» просто так, лишь бы спугнуть лесную тишь, а будешь бросать его в насторожённую тишину, как бросают спасательный круг в тёмную волу. И надолго запомнишь тот первый день, когда ты в отчаянии метался и кричал потерянно, срывая голос. А в ответ слышал только эхо да равнодушный гул древесных вершин.

Песенка крыльев

Лес растворился в сумраке и поплыл. Исчез и цвет: всё стало серым и тусклым. Кусты и деревья сгустками тьмы шевелились в вязкой тягучей мути. Съеживались, то вдруг растягивались, возникали и исчезали. Вечер сменяла ночь.

Пора густых сумерек и теней, пора ночных лесных происшествий.

Кончились задумчивые вечерние песни: отсвистели на еловых маковках певчие дрозды, глазастенькие зарянки давно рассыпали по сучкам свои звонкие стёклышки.

Стою по колено в болотной жиже. Спиной привалился к ёлке; она чуть шевелится, дышит... Глаза я закрыл, они сейчас ни к чему, сейчас нужны только уши.

Загугукал ночной сыч. Самого не видно. Перелетает в темноте с дерева на дерево сычиный крик: у-гу-гу-гу! Я поворачиваю за летающим криком ухо. Вот рядом совсем заугугукал: разглядел, наверное, меня жёлтыми глазищами и удивился.

Долго куковала в темноте и ночная кукушка; далёкое эхо за болотом ей отвечало.

Люблю слушать ночь. Тишина, а всё что-нибудь да услышишь. Мышь пошуршит в сухих листьях. Утиные крылья просвистят в вышине. Суматошно вдруг закричат журавли на далёком болоте, словно их кто напугал. Солидно, не торопясь пролетит вальдшнеп: хорр, хорр - басом, цвирк, цвирк - тоненьким голоском.

Даже в самую глухую полночь, когда живых голосов не слышно, лес не безмолвствует. То завозится ветер в вершине. То дерево скрипнет. Стукаясь о сучки, упадёт шишка. Хоть тысячу раз слушай ночь - каждый раз будет по-новому. Как не бывает двух одинаковых дней, так и ночь на ночь не похожа.

Но есть в каждой ночи пора, когда наступает полная тишина. Перед ней снова зашевелятся и поплывут в вязкой мгле сгустки тьмы; теперь на смену ночи близится темнозорь. Лес словно вздохнёт: тихий ветерок пролетит над вершинами и каждому дереву что-то шепнет на ухо. И будь на деревьях листья, они ответили бы ветру по-своему: осины бы торопливо залопотали, березы бы ласково прошелестели. Но в лесу апрель - и деревья голые. Одни ели да сосны прошипят ветру в ответ, и поплывёт над лесом тягучий гул хвойных вершин, как отзвук далёких колоколов.

И вот в этот миг, когда лес ещё по-настоящему не проснулся, вдруг наступает время полной ночной тишины. Упади хвоинка - и слышно!

В такой тишине я услыхал то, чего никогда еще в жизни не слышал: песенку крыльев! Схлынул предутренний шорох вершин, и в застойной млеющей тишине послышался странный звук, словно кто-то губами себе подыгрывал, отбивая плясовой такт: бррын-бррын, бррн, бррн, бррынн! Бррын-бррын, бррын, бррын, бррын!

Раз подыгрывал, значит, кто-то под такт и плясал?

Темень и тишина. Впереди совсем ещё тёмное моховое болото, позади чёрный еловый остров. Я стою на его обочине, и странные звуки приближаются. Ближе, ближе, вот слышны над головой, вот удаляются, дальше, дальше. А погодя возникают снова, снова приближаются и снова проносятся мимо. Кто-то летает вокруг елового острова, отбивая в тишине такт упругими крылышками. Четкий ритм, плясовой такт, не просто бьет крыльями на лету, а поёт! Поёт на мотив: так-так, так, так, так! Так-так, так, так, так!

Птичка маленькая, да крыльями и большой птице громко не спеть. Вот и выбрал певец для странных песен своих время, когда в лесу все молчит. Все проснулись, но голоса не подали, прислушиваются и молчат. Только в это короткое время смены ночи и утра и можно услышать такую тихую песенку. А запоют дрозды и заглушат всё звонкими свистами. Кто-то маленький, безголосый, кто умеет петь только крылышками, выбрал это время ночной тишины, торопится заявить о себе.

Много весенних ночей провёл я в лесу, но больше ни разу такой песни не слышал. И в книгах о ней ничего не нашёл. Загадка так и осталась загадкой - крошечной волнующей тайной.

Но я всё надеюсь: вдруг снова услышу? И на чёрные еловые острова на глухих моховых болотах смотрю теперь совсем по-особому: там живёт тот, кто умеет петь крыльями... В короткие мгновения тишины он торопливо носится вокруг чёрного острова и отбивает крыльями такт: так-так, так, так, так! И кто-то, конечно, внимает его странной песне. Но кто?

Великан

Иду я по лесу, ничего худого не замышляю, а все от меня шарахаются! Чуть караул не кричат. Кто даже молча орёт.

Наше ухо хорошо слышит только то, что надо нам. А что не надо, что не опасно - в одно ухо входит, в другое выходит. А кому мы сами опасны- для тех наше ухо и вовсе глухо. И вот во всё горло орёт вокруг разная мелюзга на своём писклявом ультразвуке - караул, помогите, спасите! - а мы знай ломимся напролом. Не вставлять же специально для такой мелюзги слуховую трубку в ухо. Ещё чего!

А ведь для многих в лесу мы сказочные великаны! Ты только ногу занёс, чтобы шагнуть, а над кем-то твоя подмётка нависла, как грозовая туча! Мы в лесу по живому шагаем, проносимся, как циклон, как тайфун.

Если снизу на нас смотреть - мы что скала до неба! И вдруг эта скала обрушивается и с рёвом и гиканьем начинает кататься. Ты-то просто радуешься, в траве валяешься, ногами дрыгаешь и хохочешь, а под тобой всё живое в лепёшку, всё изломано, исковеркано, всё в труху. Ураган, буря, шторм! Стихийное бедствие! А руки твои, а рот, а глаза?

Птенчик притих, прижался. Ты к нему от души добрые руки протянул, ты хочешь ему помочь. А у него от страха глаза закатываются! Сидел себе спокойно на кочке, а с неба вдруг гигантские щупальца протянулись со скрюченными когтями! И голос гремит, на гром похожий. И глазищи как блистающие молнии. И развёрстая красная пасть, а в ней зубов, как яиц в лукошке. Не хочешь - глаза закатишь...

И вот иду я по лесу, ничего худого не замышляю, а все пугаются, все шарахаются. И даже гибнут.

Что ж, теперь и в лес из-за этого не ходить? Уж и шагу шагнуть нельзя? Или под ноги сквозь лупу смотреть? Или рот прикрывать повязкой, чтоб ненароком мошку не проглотить? Что ещё делать прикажете?

А ничего! И в лес ходи, и валяйся в траве-мураве. Загорай, купайся, спасай птенцов, собирай ягоды и грибы. Одно только помни.

Помни, что ты - великан. Огромный сказочный великан. А раз ты огромный- не забывай о маленьких. Раз сказочный - изволь-ка быть добрым. Добрым сказочным великаном, на которого в сказках всегда надеются лилипутики. Только-то и всего...

Чудо-зверь

Иду я по лесу, а навстречу ребята. Увидели мой раздутый рюкзак, спрашивают:

Грибов нет, ягоды не поспели, чего вы насобирали?

Прищуриваюсь загадочно.

Зверя,- отвечаю,- поймал! Вы такого в глаза не видели!

Ребята переглядываются, не верят.

Мы,- говорят,- всех зверей знаем.

Так угадайте! - дразню ребят.

И угадаем! Только какую-нибудь примету скажите, хоть самую маленькую.

Пожалуйста,- говорю,- не жалко. Ухо у зверя... медвежье.

Задумались. У какого зверя медвежье ухо? У медведя, понятно. Но не медведя же я в рюкзак посадил! Медведь не поместится. Да и попробуй посади-ка его в рюкзак.

А глаз у зверя... вороний! - подсказываю.- А лапы... гусиные.

Тут все рассмеялись и загалдели. Решили, что я их разыгрываю. А я ещё поддаю:

Не нравятся вам гусиные, приставьте лапки кошачьи. И лисий хвост!

Обиделись, отвернулись. Молчат.

Ну так как? - спрашиваю.- Сами угадаете или сказать?

Сдаёмся! - выдохнули ребята.

Не спеша снимаю рюкзак, развязываю завязки и вытряхиваю... охапку лесной травы! А в траве и вороний глаз, и медвежье ухо, гусиные и кошачьи лапки, и лисий хвост, и львиный зев. И другие травы: мышехвостник, лягушечник, жабник...

Показываю каждое растение и рассказываю: это от насморка, это от кашля. Это от синяков и царапин. Это красивое, это ядовитое, это душистое. Это от комаров и мошек. Это- чтоб живот не болел, а это - чтоб голова была свежая.

Вот какой «зверь» в рюкзаке. Слышали о таком? Слышать не слышали, но теперь представили. Распластался чудо-зверь по лесу в шкуре своей зелёной, притаился: слушает медвежьим ухом, смотрит вороньим глазом, помахивает лисьим хвостом, шевелит кошачьими лапками. Лежит загадочный зверь и помалкивает. Ждёт, когда его разгадают.

Кто хитрей?

Иду я по лесу и радуюсь: я тут хитрее всех. Всех насквозь вижу! Вальдшнепиха взлетела, притворилась подбитой, не то бежит, не то летит - отводит. Да так похоже, что хитрая лиса и та бы увязалась за ней. Но меня этими птичьими приёмчиками не проведёшь! Я-то знаю: раз осторожная птица рядом мечется, то неспроста. Птенцы её тут затаились, и она отводит от них.

Но мало знать, надо ещё суметь их увидеть. Вальдшнепы - цвета сухих листьев, посыпанных старой хвоей. Можно перешагнуть и не заметить: умеют затаиваться. Но тем более лестно высмотреть таких невидимок. А увидишь - глаз не отвести, до того симпатичные!

Топчусь осторожно - не наступить бы! Ага - один лежит! Припал к земле и глаза закрыл. Все ещё надеется меня провести. Нет, голубчик, попался, и нет тебе спасения!

Шучу, конечно, ничего плохого ему не сделаю - полюбуюсь и отпущу. Но будь на моем месте лисица... тут бы ему и конец. Ведь у него всего два способа спасения: затаиться или бежать. А третьего не дано.

Попался, попался, голубчик! Раз не сумел затаиться - не сумеешь и убежать. Шаг, ещё шаг...

Что-то метнулось над головой, я пригнулся и... птенец исчез. Что же произошло? А то, что мать-вальдшнепиха села верхом на птенца, стиснула его сбоку ножками, подняла в воздух и унесла!

Вальдшнепёнок-то уже тяжёлый, мать тащила его с трудом. Казалось, летит неуклюжая грузная птица с двумя носатыми головами. В стороне птица плюхнулась и распалась на две - птицы разбежались в разные стороны!

Вот тебе и не дано третьего! Остался я без «добычи». Из-под носа её унесли. Хоть я и хитрый, да в лесу и похитрее есть!

Доверие

Иду я по лесу, хлюпая по болоту, пересекаю поле - везде свои птицы. И по-своему ко мне относятся: одни доверяют, другие - нет. И доверие их можно измерить... шагами!

Плиска* на болоте подпустила на пять шагов, жаворонок в поле - на пятнадцать, дрозд в лесу- на двадцать. Чибис - на сорок, кукушка - на шестьдесят, сарыч - на сто, кроншнеп - на сто пятьдесят, а журавль - на триста. Вот и понятна - и даже видна! - мера их доверия. Плиска в четыре раза доверяет больше, чем дрозд, дрозд - в пятнадцать раз больше, чем журавль. Может потому, что человек для журавля в пятнадцать раз опаснее, чем для дрозда?

Есть тут над чем призадуматься.

Ворона в лесу доверяет охотнику только на сотню шагов. А вот трактористу в поле - уже на пятнадцать. А у горожан в парке, которые её подкармливают, она чуть ли не из рук куски берёт. Соображает!

Значит, всё зависит от нас. Одно дело мы в лес с ружьём, а другое - с куском. Да даже и без куска, но хотя бы без палки.

Видели диких уток на городских прудах? Дроздов и белок, живущих в парках? Это мы с вами становимся лучше. И потому нам доверяют больше. В лесу и в поле. На болоте и в парке. Везде.

Плиска* - это жёлтая трясогуска.

Упорные одуванчики

Выхожу раз на поляну - вся поляна забросана одуванчиками! Кто-то наткнулся на эти золотые россыпи, глаза разбежались, руки зачесались - давай рвать и метать.

А нарвали - куда этакие охапки девать? Руки липкие, рубахи соком испятнаны. Да и не те это цветы, чтобы их в вазы ставить: пахнут травой, на вид неказистые. И уж очень обыкновенные! Растут везде, всем примелькались.

Сгребли венки и букеты в кучу и выбросили.

Всегда как-то не по себе, когда видишь такое разорение: перья ли растерзанной птицы, ободранные ли берёзы, раскиданные муравейники... Или брошенные цветы. Зачем? Птица кого-то песнями радовала, берёзы радовали белизной, цветы - запахом. И вот всё разорено и загублено.

Но скажут: подумаешь, одуванчики! Это не орхидеи. Сорняками числятся.

Может, и в самом деле ничего в них особенного и интересного? Но ведь радовали же они кого-то. А теперь...

Одуванчики радовали и теперь! И удивляли.

Через неделю я снова оказался на той же поляне - сваленные в кучу цветы были живы! Шмели и пчёлы, как всегда, собирали с цветов пыльцу. А сорванные цветы прилежно, как делали это при жизни, утром открывались и закрывались вечером. Одуванчики просыпались и засыпали как ни в чём не бывало!

Через месяц я вышел на поляну перед грозой - одуванчики были закрыты. Жёлтые венчики сжались в зелёные кулачки, но не завяли: они закрылись перед дождём. Обречённые, полуживые, они, как им и положено, предсказывали погоду! И предсказывали точно, как в свои самые лучшие цветущие дни!

Когда гроза отгремела и солнце затопило поляну, цветы раскрылись! И это им было положено - цветы выполняли свой долг.

Но уже из последних сил. Одуванчики умирали. Им не хватало сил превратиться в пушистые шарики, чтобы разлететься на парашютиках по полянам и прорасти в траве яркими солнышками.

Но это не их вина, они сделали, что смогли.

А мы-то считаем одуванчик самым заурядным цветком и не ждём от него ничего неожиданного!

Неожиданное везде.

Спилили в апреле берёзу, а в мае она распустила листья! Берёза не знала, что уже убита, и делала то, что берёзе положено.

Цветок белой кувшинки бросили в таз, и он аккуратно, как и в озере, каждый вечер складывал лепестки и окунался под воду, а утром выныривал и раскрывался. Хоть часы по нему проверяй! Кувшинка и сорванная «видела», отличала день от ночи. Не за это ли назвали кувшинки «глазами озёр»?

Может, они и нас с вами видят?

Лес смотрит на нас разноцветными глазами цветов. Стыдно уронить себя в этих глазах.

Все на одного

Шагал я по берегу моря и привычно смотрел под ноги - чего только не выбрасывают на берег волны! Посидел на позвонке кита, как на пеньке. Нашёл «рыбий зуб» - клык моржа. Собрал пригоршни ажурных скелетов морских ежей. Так бы шёл и шёл, да вывел меня из подножного созерцания... подзатыльник!

Оказалось, что забрёл я на гнездовье полярных крачек, птиц, росточком поменьше голубя и очень похожих на чаек. На вид совсем слабеньких и беззащитных. Но эти «слабенькие»- я знал давно - дважды в году перелетают из Арктики в Антарктиду! Даже для самолёта, склёпанного из металла, такой перелёт не прост. А какие они «беззащитные», я узнал сейчас... Что тут после подзатыльника началось! Надо мной бушевала метель, трепетали тысячи белых крыльев, пронизанных солнцем, метались вихри из белых птиц. Уши заложило от тысячеголосого вопля.

На земле под ногами везде были гнёзда крачек. И я растерянно топтался между ними, боясь раздавить, а крачки свирепо роились, стрекотали и взвизгивали, готовясь к новому нападению. И напали! Подзатыльники посыпались, как град из тучи, - не укрыться, не увернуться. Верткие разозлённые птицы кидались сверху и телом, лапками, клювом били в спину и голову. Шапка моя слетела. Я пригнулся, прикрывая затылок руками - да где там! Белые бестии стали щипать за руки, да больно, с вывертом, до синяков. Я испугался и побежал. А крачки гнали меня подзатыльниками, тычками, клевками и улюлюканьем, пока не угнали за дальний мыс. Я спрятался в плавнике, а птичья метель долго ещё бушевала в небе.

Потирая шишки и синяки, я теперь - издали! - любовался ими. Что за картина! Бездонное небо и бездонный океан. А между небом и океаном рой белоснежных отважных птиц. Немножко, правда, досадно: всё-таки человек, царь природы, и вдруг от каких-то пичужек заячьими скачками. Но потом рыбаки рассказали мне, что вот так же - по-заячьи! - удирает от крачек даже белый медведь - владыка Арктики. Вот это другое дело, теперь совсем не обидно! Обоим «царям» надавали по шее. Так им, царям, и надо - не мешайте спокойно жить!

И выбросили...

Есть у меня коллекция птичьих перьев. Собирал я их по-разному: поднимал в лесу оброненные пёрышки - узнавал, какие птицы и когда линяют; брал два-три пёрышка от птицы, разорванной хищником,- просвещался, кто на кого нападает. Попадались, наконец, птицы убитые и брошенные охотниками: поганки, совы, нырки, гагары. Тут я для себя ничего нового не узнавал - всем известно, что многие охотники, кто по незнанию, кто по ошибке, а кто и просто чтобы ружьё проверить, палят в первых подвернувшихся птиц.

Дома я перья раскладывал на столе, подстелив бумагу, и не спеша их разглядывал. И это было так же интересно, как перекладывать и рассматривать морские раковины, жуков или бабочек. Так же смотришь и поражаешься совершенству формы, красоте расцветки, изысканности сочетания цветов, в нашем обиходе совершенно не сочетающихся: красного и зелёного, например, или синего и жёлтого.

А переливы! Повернёшь перо так - оно зелёное, повернёшь этак - уже синее. А то ещё и лиловое, и багровое! Мастеровитый это художник - природа.

При таком разглядывании - иногда и в лупу! - невольно замечаешь и самые маленькие соринки, прилипшие к перьям. Чаще это просто песчинки. Стоило потрясти пёрышки над бумагой, и песок опадал, образуя на бумаге пыльное пятнышко. Но иные соринки цеплялись так прочно, что их приходилось снимать пинцетом. А что, если это какие-то семена?

Многие птицы - дрозды, снегири, свиристели,- поедая лесные ягоды, невольно разносят по лесу семена рябины, калины, крушины, черёмухи, можжевельника. Рассаживают их тут и там. Почему бы не разносить им на перьях «цапучие» семена? Сколько самых разных семян налипает на птичьи и звериные лапы! И мы все занимаемся диким посевом, даже не догадываясь об этом.

Я продолжил сборы, и скоро у меня набралось с полспичечного коробка разных соринок и мусоринок. Осталось убедиться, что есть там и семена.

Я сколотил ящик, наполнил его землёй и высадил всё, что собрал. И стал терпеливо ждать: прорастёт или не прорастёт?

Проросло!

Многие соринки дали всходы, высунулись и развернулись ростки, земля заворсилась зелёным.

Я опознал почти все растения. Кроме одного: оно никак мне не поддавалось, хоть я и перелистал все свои справочники-определители.

Семя это я сощипнул с пера кукушки. Весной её подстрелил охотник, хотел сделать чучело, да завертелся с делами, стало не до неё, и он выбросил кукушку из холодильника на помойку. Она лежала рядом с мусорным баком такая тут неуместная, такая чистая и свежая, что я не удержался и выдрал у кукушки хвост.

Хвост у кукушки большой, красивый, при куковании она им поводит из стороны в сторону - словно сама себе дирижирует. Эту-то кукушкину «дирижёрскую палочку» мне и захотелось добавить к своей коллекции, в которой уже были «свистовые» перья из крыла стрепета и утки-гоголя, «поющее» пёрышко из хвоста бекаса. И вот теперь кукушкина «дирижёрская палочка».

Когда я разглядывал пёстрые хвостовые перья, то в основании одного, у самого стерженька, заметил колючий плодик какого-то сорняка, закатавшийся в пух. Я еле его оторвал пинцетом. И вот это семечко проросло, но определить росток я никак не мог.

Показал знатокам из ботанического сада, они долго и пристально его разглядывали, качая головой и щёлкая языком. И только потом - не сразу! - покопавшись о своих учёных книгах, узнали в нём сорняк из... Южной Америки!

Очень удивились - откуда он у меня? Посоветовали выдернуть с корешком - чтобы не прижился ненароком на нашей земле: у нас и своих сорняков хватает. Ещё больше они удивились, когда узнали, что его из-за морей и гор принесла кукушка.

Удивился и я: я и не знал, что наши кукушки зимуют даже в Южной Америке. Семечко сорняка стало вроде колечка для кольцевания: за тысячи километров принесла его кукушка на родину.

Я представил себе эту кукушку: как зимовала в тропиках, как ждала весну, чтобы вернуться на родину, как торопилась сквозь бури и ливни в наши северные леса - чтобы накуковать нам долгие годы...

А её взяли и застрелили.

И выбросили...

Бобровая хатка

Построил бобр на берегу хатку из сучков и бревен. Щели проконопатил землей и мхом, промазан илом и глиной. В полу дыру оставил - дверь прямо в воду. В воде у него запас на зиму - кубометр дров осиновых.

Дрова бобр не сушит, а мочит: они у него не для печки, а для еды. Он сам себе печка. Огрызает кору с осиновых сучьев - и разогревается изнутри. Вот как мы от горячей каши. Да так, бывает, разогревается, что над хаткой в мороз пар курчавится! Словно он хату по-черному топит, сквозь крышу дымок идёт.

Так и зимует в хате с осени до весны. За дровами в подпол на дно ныряет, в хате сушится, сучки грызёт, спит под свист метели над крышей или пощёлкивание мороза.

А вместе с ним зимуют в хатке и бобровые домовые. В лесу такое уж правило: где дом - там и домовые. В дупле ли, в норе ли или в хатке. А у бобра дом большой - потому и домовых много. Сидят по всем углам и щелям: прямо общежитие домовых!

Зимуют, бывает, шмели и шершни, жуки и бабочки. Комары, пауки и мухи. Полёвки и мыши. Жабы, лягушки, ящерицы. Даже змеи! Не хатка бобровая, а живой уголок юных натуралистов. Ноев ковчег!

Зима - она долгая. День за днём, ночь за ночью. То мороз, то метель. Занесло хату вместе с крышей. А под крышей бобр дремлет, согреваясь осиновыми дровами. Беспробудно спят его домовые. Только мыши в углах скребутся. Да в морозный день парок над хаткой курчавится, как дымок.

Заячье сердце

По первой же пороше охотник выбежал в лес с ружьём. Нашёл свежий заячий след, распутал все его хитрые петли и вензеля и пустился вдогон. Вот «вздвойка», вот «скидка», тут заяц соскочил со своего следа и недалеко залёг. Заяц хоть и хитрит, путает след, но всегда одинаково. И если ты ключик к нему подобран, то теперь тихонечко открывай: где-то он тут и будет.

Как ни готов был охотник, а заяц выскочил неожиданно - как взлетел! Бах-бах! - и мимо. Заяц в бега, охотник - за ним.

С разбега, с разгона ввалился заяц в непромороженное болотце - ухнул по самые уши! Вот продавленный ледок, вот выплески бурой жижи, вот его следы грязные дальше. По твёрдому снегу пуще прежнего припустил.

Выкатил на поляну и... угодил на косачиные лунки. Как начали косачи из-под снега взлетать - вокруг снеговые фонтаны и взрывы! Чуть крыльями по ушам и по носу не хлещут. Заметался косой, через голову перекатился; охотнику-то по следам всё хорошо видно. Да так наподдаст, что задние папы вперед передних выскакивают! Да с разгона на лису налетел.

А лиса и думать не думала, что заяц к ней сам прискачет; замешкалась, а всё-таки цап за бок! Хорошо, что у зайцев шкурка тонкая и непрочная, клочком кожи отделайся; две красных капельки на снегу.

А ну-ка, представьте себя этим зайцем. Передряги - одна хуже другой! Случись такое со мной, я бы, наверное, заикаться стал.

И в болото провалился, и пернатые бомбы у носа взрывались, охотник из ружья стрелял, хищный зверь в бок вцепился. Да на его месте медведь и тот медвежьей болезнью бы заболел! А то бы и помер. А ему хоть бы что...

Перепугался, конечно, не без того. Но зайцам пугаться не привыкать. Да если им каждый раз помирать с испугу, так скоро весь заячий род переведётся. А он, род заячий, процветает! Потому что сердце у них крепкое и надёжное, закалённое и здоровое. Заячье сердце!

Заячий хоровод

Бывает ещё и мороз, но особый уже мороз, весенний. Ухо, что в тени, мёрзнет, а что на солнце - горит. Днём снега плавятся и сияют, а по ночам покрываются настом. Самая пора заячьих песен и весёлых заячьих хороводов!

По следам видно, как собираются они на полянах, опушках и кружат тут петлями и восьмерками, каруселят между кустами и кочками. Словно кружатся у зайцев головы и выписывают они на снегу петли и крендели. Да ещё и дудят: «Гу-гу-гу-гу!»

Куда и трусость девалась: нипочём им сейчас ни лисицы, ни филины, ни волки, ни рыси. Всю зиму в страхе жили, пикнуть боялись. Хватит, довольно! Весна в лесу, солнце одолевает мороз. Самая пора заячьих песен и заячьих хороводов.

Как медведь сам себя напугал

Вошёл в лес медведь - хрустнула под тяжелой лапой валежина. Вздрогнула белка на ёлке - выронила шишку. Упала шишка и угодила спящему зайцу прямо в лоб! Сорвался заяц с лёжки - и поскакал без оглядки.

На тетеревиный выводок наскочил - всех до смерти перепугал. С шумом разлетелись тетеревята - сороку насторожили: затарахтела на весь лес. Услышали лоси - сорока стрекочет, перепугалась кого-то. Не волка ли, не охотника? Кинулись напролом. Да на болоте журавлей всполошили: те закурлыкали трубно. Кроншнепы засвистели, улит* закричал.

Тут уж и медведь уши насторожил! Недоброе что-то творится в лесу: белка квохчет, сорока трещит, лоси кусты ломают, болотные птицы кричат. А позади вроде топочет кто-то! Не уйти ли отсюда подобру-поздорову, пока не поздно?

Рявкнул медведь, заложил уши - да как даст стрекача!

Знать бы ему, что позади-то заяц топотал, тот самый, которому белка шишкой в лоб угодила. Круг по лесу дал, всех всполошил. И медведя перепугал, которого сам до этого испугался!

Так медведь сам себя напугал, сам себя из темного леса выгнал. Одни следы на грязи остались.

Улит* - птица из отряда куликовых.

Лесной колобок

И хотел бы ёжик пушистым быть - так ведь съедят!

Хорошо зайцу: ноги длинные, быстрые. Или белке: чуть что - и на дерево! А у ежа ножки коротенькие, коготки тупые: ни по земле, ни по сучкам от недруга не ускачешь.

А жить и ежу охота. И вся надежда у него, у ежа, на свои колючки: выстави и надейся!

И ёжик съёживается, скукоживается, ощетинивается - и надеется. Лисица лапкой его покатает - и бросит. Волк носом толкнёт, уколет нос, фыркнет и убежит. Медведь губы свесит, обдаст жаром пасти, посопит недовольно и тоже укосолапит. И хочется съесть, да колется!

А ёж полежит с запасом, потом маленечко развернётся для пробы, нос и глаз из-под колючек выставит, оглядится, принюхается - нет ли кого? - и укатит в заросли. Тем и жив. А был бы пушистый и мягонький?

Конечно, не велико счастье - всю жизнь в колючках с головы до ног. Но иначе ему нельзя. Нравится или не нравится, а нельзя. Съедят!

Опасная игра

У лисьей норы скопились косточки, перья, огрызки. На них, конечно, слетелись мухи. А где мухи - там и птички-мухоедки. Первой к норе прилетела тоненькая трясогузка. Села, пискнула, длинным хвостом покачала. И давай бегать туда-сюда, щёлкая клювиком. А лисята из норы следят за ней, глаза у них так и перекатываются: вправо-влево, вправо-влево! Не утерпели и выскочили - чуть-чуть не поймали!

Но чуть-чуть и у лисят не считается. Снова спрятались в нору, затаились. Теперь прилетела каменка: эта приседает и кланяется, приседает и кланяется. А сама с мух глаз не сводит. Каменка на мух нацелилась, а лисята - на каменку. Кто ловчей?

Выскочили лисята - каменка упорхнула. Лисята с досады друг с другом в клубок сцепились, сами с собой игру затеяли. Но вдруг накрыла их тень, заслонила солнце! Орёл навис над лисятами, распахнул широкие крылья. Уже и когтистые лапы свесил, да лисята в нору успели спрятаться. Видно, ещё молодой орёл, не бывалый. А может, тоже просто играл. Но просто, не просто, а игры эти опасные. Играй, играй, да поглядывай! И мухи, и птички, орлы и лисята. А то доиграешься.

Мороз - красный нос

В мороз красный нос бывает только у нас с вами. А то и синий. А вот у птиц носы расцвечиваются тогда, когда наступает весеннее тепло и кончаются зимние холода. У птиц весной не только перья становятся яркими - но и носы! У зябликов клюв становится голубым, у воробьев - почти чёрным. У скворцов - жёлтым, у чёрных дроздов - оранжевым, у дубоноса - синим. У речной чайки и садовой овсянки - красным. Как у нас в мороз!

Кто-то у берёзки всю макушку объел. Стоит берёзка, а вершинка словно подстрижена. Кто такой зубастый мог на вершину забраться? Белка могла забраться, но белки прутья зимой не огладывают. Зайцы огладывают, но зайцы по берёзам не лазают. Стоит берёза как вопросительный знак, как загадка. Что за великан дотянулся до макушки?

А это не великан, а, всё-таки, заяц! Только не он до маковки дотянулся, а маковка сама наклонилась к нему. Ещё в начале зимы налип на берёзу тяжёлый снег - и согнул в дугу. Наклонилась берёза как белый шлагбаум, уткнулась вершиной в сугроб. И примёрзла. Да так, дугой, всю зиму и простояла.

Вот тут-то заяц и оглодал все прутики на вершине! Ни лазать не надо, ни прыгать: прутики у самого носа. А к весне вершина вытаяла из сугроба, берёза выпрямилась - и объеденная вершинка оказалась на недосягаемой высоте! Стоит берёзка ровненькая, высокая - загадочная.

Весенние дела и заботы

Налево гляжу - пролески голубые цветут, волчье лыко зарозовело, мать-и-мачеха зажелтела. Весенние первоцветы раскрылись и зацвели!

Назад оборачиваюсь - на муравейнике муравьи греются, шмель мохнатый гудит, первые пчёлки на первые цветы торопятся. У всех весенние дела и заботы!

Снова на лес гляжу - а там уже свежие новости! Сарычи над лесом кружат, облюбовывают местечко дня будущего гнезда.

К полям поворачиваюсь - и там уже новенькое: пустельга над пашней зависла, высматривает с высоты полёвок.

На болоте кулики-турухтаны весенние танцы затеяли.

А в небе гуси летят и летят: цепочками, клиньями, вереницами.

Столько вокруг новостей - успевай только голову поворачивать. Головокружительная весна - шею бы не свернуть!

Медведь измеряет рост

Каждую весну, выходя из берлоги, медведь подходит к давно облюбованной ёлке и измеряет свой рост: не подрос ли за зиму, пока спал? Становится у ёлки на задние лапы, а передними бороздит на ёлке кору так, что завиваются стружки! И становятся видны светлые борозды - словно железными граблями драли. Для верности ещё и прикусывает кору клыками. А потом трётся о ёлку спиной, оставляя на ней клочки шерсти и густой запах зверя.

Если медведя никто не пугает и он долго живёт в одном лесу, то по этим отметинам и в самом деле можно увидеть, как он растёт. Но сам-то медведь не рост измеряет, а ставит свою медвежью мету, столбит свой участок. Чтобы знали другие медведи, что место тут занято, что им тут нечего делать. А не послушают - будут иметь дело с ним. А какой он, можете убедиться сами, стоит лишь на метки его посмотреть. Можете и примериться - чья метка окажется выше?

Меченые деревья вроде пограничных столбов. На каждом столбе ещё и короткая справка: пол, возраст, рост. Подумай, стоит ли связываться? Хорошо подумай...

Болотное стадо

На темнозорьке мы с подпаском Мишей были уже на болоте. Темнозорьку - миг, когда утро побеждает ночь, - в деревне угадывает только петух. Темнота ещё - глаз коли, а петух вытянет шею, насторожится, что-то там в ночи услышит и прокричит.

А в лесу темнозорьку объявляет птичка-невидимка: проснётся и завозится в ветках. Потом утренний ветерок зашевелится - и покатится по лесу шорох и шёпот.

И вот, когда в деревне прокричал петух, а в лесу проснулась первая птичка, Миша прошептал:

Сейчас пастушок свое стадо выведет на болото, на цвелую воду.

Из соседней деревни, что ли, пастух? - спрашиваю тихонько.

Да нет, - ухмыляется Миша. - Я не о деревенском пастухе, я о болотном.

И тут в густой осоке раздался резкий и сильный посвист! Засвистел пастух, заложив два пальца в рот, бодрит свистом стадо. Да только там, где он свистит, топь страшная, земля зыбкая. Пути там для стада нет...

Болотный пастух... - шепчет Миша.

«Бэ-э-э-э-э! Бэ-э-э-э-э!» - заблеял жалобно барашек в той стороне. Уж не увяз ли в провалучей топи?

Нет, - смеется Миша, - этот барашек не увязнет. Это болотный барашек.

Бык промычал глухо, - видно, отстал от стада.

Ой, пропадёт в трясине!

Не-а, этот не пропадет, - успокаивает Миша-пастух, - это болотный бык.

Уж и видно стало: туман серый шевелится над чёрной кугой. Свистит где-то в два пальца пастух. Барашек блеет. Бык ревёт. А никого не видно. Болотное стадо-то...

Терпи, - шепчет Миша. - Ещё увидим.

Посвисты всё ближе и ближе. Во все глаза гляжу туда, где в сером тумане шевелятся темные силуэты куги - болотной травы.

Не туда смотришь, - толкает в бок Миша. - Вниз, на воду смотри.

И вижу: шагает по цвелой воде птичка-невеличка, со скворца, на высоких ножках. Вот остановилась у кочки, приподнялась на пальчики - да как свистнет, свистнет! Ну в точности так пастух свистит.

А это и есть пастушок-погоныш, - ухмыляется Миша. - У нас в деревне все его так зовут.

Тут я повеселел.

Видно, и всё стадо болотное по этому пастуху?

По пастуху и есть, - кивает Миша.

Слышим: шлёпает ещё по воде кто-то. Видим: выходит из куги большая неуклюжая птица: рыжая, нос клином. Остановилась и... быком проревела! Так это же выпь - болотный бугай!

Тут уж я и про барашка смекнул - бекас-долгонос! Тот самый, что хвостом поёт. Падает с вышины, а пёрышки в хвосте дребезжат - словно барашек блеет. Охотники так и называют его - болотный барашек. Я и сам знал, да Миша меня со своим стадом с толку сбил.

Вот бы ружьё тебе, - смеюсь я. - Разом бы быка и барана сбил!

Не-а, - говорит Миша. - Я ведь пастух, не охотник. А какой пастух по стаду стрелять станет? Хоть и по такому, болотному.

Хитрый уж

Чуть на болоте на змею не наступил! Хорошо, вовремя ногу успел отдёрнуть. Впрочем, змея-то, кажется, дохлая. Кто-то её убил и бросил. И давно уже: попахивает, и мухи кружат.

Перешагиваю через дохлятину, подхожу к луже руки ополоснуть, обернулся, а змея-то дохлая... в кусты удирает! Воскресла и ноги уносит. Ну, не ноги, конечно, какие у змеи ноги? Но уползает проворно и торопливо, так и подмывает сказать: со всех ног!

В три прыжка догнал я ожившую змею и легонько прижал ногой хвост. Змея замерла, скрутилась кольцом, потом как-то странно дрогнула, выгнулась, перевернулась пятнистым брюхом вверх и... околела во второй раз!

Голова её похожа на бутон цветка с двумя оранжевыми пятнышками, запрокинулась, отвалилась нижняя челюсть, черный язык-рогулька свесился из красной пасти. Лежит расслабленно - дохлее дохлого! Трогаю - не шевелится. И опять потянуло дохлятиной и мухи уже начинают слетаться.

Хоть глазам не верь! Змея притворилась мёртвой, змея потеряла сознание!

Слежу за ней краем глаза. И вижу, как уж, а это он, начинает потихонечку «воскресать». Вот закрыл пасть, вот перевернулся на брюхо, приподнял глазастую голову, помахал языком, пробуя ветер на вкус. Опасности вроде нет - можно и удирать.

Рассказать такое - могут и не поверить! Ну если б пугливая дачница грохнулась в обморок, встретив змею. А то змея! Змея потеряла сознание при встрече с человеком. Взгляните, скажут, вот тот человек, при встрече с которым даже змеи падают в обморок!

И всё-таки я рассказал. А знаете почему? Потому что не я один такой для ужей страшный. И вы не лучше меня. И если тоже ужа напугаете, вздрогнет он, перевернется и «околеет». Дохлее дохлого будет лежать, и падалью будет пахнуть, и мухи на запах слетятся. А отойдёте - и уж воскреснет! И бросится в заросли со всех ног. Хоть и безногий...

Звериная баня

И звери в баню ходят. Чаще других ходят в баню... дикие свиньи! Баня у них простая: без пара, без мыла, даже без горячей воды. Всего-навсего ванна - яма в земле. В яме вода болотная. Вместо мыльной пены - жижа. Вместо мочалки - пучки травы и мха. Вас бы в такую ванну и «Сникерсом» не заманить. А кабаны сами идут. Вот до чего баню любят!

Но ходят кабаны в баню совсем не за тем, за чем ходим в баню мы. Мы ходим мыться, а кабаны - пачкаться! Мы с себя грязь мочалкой смываем, а кабаны нарочно на себя грязь намазывают. Ворочаются в жиже, плещутся, и чем грязнее становятся - тем веселее хрюкают. И после бани они в сто раз грязнее, чем до неё. И рады-радёшеньки: уж теперь-то через такой грязевой панцирь никакие кусаки и кровососы до тела не доберутся! Щетина у них летом редкая - вот и намазываются. Как мы антикомарином. Выкатаются, вымажутся - и не почешутся!

Кукушкины заботы

Кукушка гнезда не вьёт, кукушат не выводит, уму-разуму их не учит. Никаких у неё забот. Но это только нам так кажется. На самом деле забот у кукушки много. И первая забота - найти гнездо, в которое можно подкинуть своё яичко. И в котором кукушонку будет потом удобно.

Сидит кукушка скрытно и прислушивается к птичьим голосам. В роще берёзовой иволга просвистела. Гнездо у неё - загляденье: зыбка-люлька в развилке ветвей. Ветер люльку покачивает, птенцов баюкает. Да попробуй-ка сунься к этим отчаянным птицам, начнут набрасываться, кричать противными кошачьими голосами. Лучше с такими не связываться.

У реки на сушине зимородок сидит задумчиво. Словно на своё отражение смотрит. А сам рыбёшку выглядывает. И гнездо сторожит. Как ему яичко подкинуть, если гнездо у него в глубокой норе, а в нору не протиснуться? Другое надо искать.

В тёмном ельнике ворчит кто-то страшным голосом. Но кукушка-то знает, что это безобидный голубь-вяхирь воркует. Там у него гнездо на ёлке, и подбросить в него яичко просто. Но гнездо у вяхиря такое рыхлое, что даже просвечивает. И маленькое яичко кукушкино может выпасть сквозь щель. Да голубь и сам его выкинет или растопчет: уж очень оно мелкое, очень уж отличается от его яичек. Не стоит и рисковать.

Полетела вдоль реки. На камне посредине воды оляпка - водяной воробей приседает и кланяется. Не кукушке обрадовался, а повадка у него такая. Тут под берегом и гнездо его: моховой плотный ком с дыркой-входом сбоку. Вроде и подходящее, да какое-то отсыревшее, волглое. И сразу под ним вода кипит. Вот вырастет кукушонок, выскочит - и утонет. Кукушка хоть кукушат и не растит, а всё же о них заботится. Помчалась дальше.

Дальше в приречной урёме соловей свистит. Да так звонко и хлестко, что даже ближние листики вздрагивают! Высмотрела его гнездо в кустах, уже и примерилась своё отложить, как видит - яички-то в нём надтреснутые! Вот-вот птенцы вылупятся. Не станет соловьиха её яйцо насиживать. Дальше надо лететь, другое гнездо искать.

Куда лететь? На осине мухоловка-пеструшка посвистывает: «Крути-верти, крути-верти!» Но у неё гнездо в глубоком дупле - как в него яичко снесёшь? Да и как потом из него, такого узенького, большой кукушонок выберется?

Может, снегирям яичко подкинуть? Гнездо подходящее, снегириные яички кукушонку легко будет выбросить.

Эй, снегири, вы чем снегирят кормите?

Вкусной кашкой из разных семян! Питательной и витаминной.

Опять не то, расстраивается кукушка, кукушонку мясные блюда нужны: жуки-пауки, гусеницы-личинки. Зачахнет он от вашей поганой каши, заболеет и околеет!

Солнце заполдень, а яичко всё не пристроено. Хотела славке-черноголовке подкинуть, да вовремя вспомнила, что у той яички коричневые, а у неё - голубое. Остроглазая славка сразу его увидит и выбросит. Закричала кукушка не своим голосом: «Кли-кли-кли-кли! Мечусь весь день, все крылышки отмахала - гнезда для кукушонка не подберу! А все пальцем тычут: беззаботная, бессердечная, о детках своих не печётся. А я...»

Слышит вдруг очень знакомый свист, с детства ещё запомнился: «Фють, так-тик!» Да ведь так её приемная мать кричала! И красным хвостом помахивала. Горихвостка-лысушка! Вот ей-то я своё яйцо и подброшу: раз я сама в таком уцелела и выросла, то и с подкидышем моим ничего не случится. Да и не заметит она ничего: яички у неё такие же голубые, как и мои. Так и сделала. И весело рассмеялась, как это умеют делать только самки-кукушки: «Хи-хи-хи!» Наконец-то!

Своё снесла - хозяйское проглотила: чтобы и по счёту сходилось. Но на этом заботы её не кончились - дюжину надо ещё подбросить! Снова по лесу шастай, снова ищи-свищи. А кто посочувствует? Всё равно обзовут беззаботной и бессердечной.

И правильно сделают!

Соловья песни кормят

Пел в черёмухе соловей: звонко, хлёстко. Язычок в разинутом клювике бился как колокольчик. Поёт и поёт - когда только успевает. Ведь одними песнями сыт не будешь.

Крылышки свесил, запрокинул головку и такие звонкие трели выщёлкивает, что парок из клювика вылетает!

А на парок, на живое тепло слетаются комары. Над разинутым клювом вьются, сами в рот просятся. И щёлкает соловей свои песни и... комаров! Соединяет приятное и полезное. Разом два дела делает. А ещё говорят, что песни соловья не кормят.

Ястреб

Ястреб-перепелятник живёт в лесу, где перепёлок и в помине нет. И хватает там всех, кто под лапу ему подвернётся: дроздов, зябликов, синиц, коньков. И как хватает: с земли, с куста, с дерева - а то и в воздухе! И мелкие птички боятся его чуть не до обморока.

Вот только что гремел овражек птичьими песнями, но пронёсся перепелятник, птицы разом испуганно вскрикнули - и словно вымер овраг! И долго-долго будет висеть над ним страх. Пока самый храбрый зяблик не придёт в себя и не подаст голос. Тогда оживятся и все другие.

К осени перепелятники вылетают из леса и кружат над селениями и полями. То паря, то мельтеша рябенькими крыльями, они теперь и не думают прятаться. И их, таких заметных теперь, не очень-то и боятся. Врасплох они теперь не застанут. А стрижи, трясогузки и ласточки даже за ними гоняются, норовя ущипнуть. И перепелятник то удирает от них, то сам на них накидывается. И это уже похоже не на охоту, а на игру: игра от молодости, от избытка сил! Но берегись, если он кинется из засады!

Перепелятник сидел в глубине развесистой ивы и терпеливо ждал, когда на подсолнухи явятся воробьи. И только они облепили солнечные «корзинки», как он метнулся на них, растопыря когти. Но воробьи оказались стреляные, бывалые, кинулись от ястреба прямо в плетень и прошили его, как рыбёшки дырявую сеть. А ястреб с разгона чуть не убился об эту изгородь!

Зыркнул пронзительными глазами по сторонам, сел на плетень над затаившимися воробьями: с лёта вас не взял - так измором изведу!

Тут уже кто кого! Перепелятник вверху на колу, воробьи внизу мышками под плетнем шуршат, от страха чуть в землю не зарываются. Соскочил ястреб к ним - воробьи прошмыгнули в щели на другую сторону. А ястребу не пролезть. Тогда ястреб через плетень - воробьи снова в щели! И видит око, да клюв неймёт.

Но один молодой воробьёнок не выдержал и понёсся от страшного места. Перепелятник сразу за ним и лапу уж вытянул, чтоб на лету за хвост сцапать, а воробьёнок головой в ту самую густую иву, в которой перепелятник до этого прятался. Как в воду в неё нырнул, прошил, как плетень дырявый. Не таким уж и глупым он оказался. А ястреб застрял, затрепыхался в ветках, как в густой сети.

Провели хитрые воробьи ястреба, улетел ни с чем. В поля подался - ловить перепёлок. Раз уж перепелятник.

Расплата

Сова разбойничает по ночам, когда ничего не видно. И может быть, даже думает, что никто её, разбойницу, не узнает. Но всё-таки, на всякий случай, прячется на день в гущу веток. И дремлет не двигаясь.

Но не каждый день удаётся ей отсидеться. То корольки-проныры увидят, то синицы глазастые заметят - сразу поднимут крик. И если перевести с птичьего языка на человечий, то получится ругань и оскорбления. На крик слетаются все, кто слышит, все, кому сова навредила. Мельтешат вокруг, перепархивают, ущипнуть норовят. Сова только голову поворачивает да клювищем щёлкает. Пичужки мелкие ей не щипками страшны, а своим криком. На их суету могут прилететь и сойки, и сороки, и вороны. А эти могут настоящую трёпку задать - рассчитаться за её ночные налеты.

Не выдержала сова, сорвалась и полетела, бесшумно лавируя между веток. А вся мелюзга за ней! Ладно, ваша сейчас взяла - посмотрим, что ночью будет...

Пешком по сказке

Чего уж проще: улитка, паук, цветок. Не глядя перешагнуть - да и дальше.

Да только ведь через чудо перешагнёшь!

Та же улитка хотя бы. Бродит по земле и на ходу тропинку под себя стелет - серебристую, слюдяную. Где бы ни шла - скатертью ей дорожка! И дом на спине - как рюкзак у туриста. Ну-ка, представь себе: идёшь и дом несёшь! Ничего себе! Устал, дом рядом поставил, забрался в него и спи без забот. И не беда, что без окон и без дверей.

Задержись и у паука: не простой это паук, а паук-невидимка. Тронь его травинкой, начнёт он с перепугу раскачиваться, всё быстрей и быстрей - пока не обернётся чуть сияющей дымкой - словно в воздухе растворится. Тут он, а не видно! А ты-то думал, что невидимки только в сказках бывают.

Или вот этот цветок. Слепила его природа, слепая и неразумная - неграмотная!- из комочка земли, росинки и капельки солнца. А ты, грамотей, такое сможешь? И вот он, нерукотворный, перед тобой - во всей красе. Смотри и помни.

В лесу побывать - как сказки перелистать. Они там всюду: над головой, по сторонам, под ногами.

Не перешагивай - задержись!

Неподалёку от дома Николая Сладкова было много старых лесопарков, где будущий писатель открыл для себя целый мир, необычайно богатый тайнами природы. Целыми днями он пропадал в самых глухих местах окружающих парков, где всматривался и вслушивался в жизнь леса. Бродя среди старых деревьев, он с детства проникся мудростью природы, научился узнавать по голосам самых разных птиц. Неподалёку от дома Николая Сладкова было много старых лесопарков, где будущий писатель открыл для себя целый мир, необычайно богатый тайнами природы. Целыми днями он пропадал в самых глухих местах окружающих парков, где всматривался и вслушивался в жизнь леса. Бродя среди старых деревьев, он с детства проникся мудростью природы, научился узнавать по голосам самых разных птиц.

С детства он любил и интересовался природой. Уже со второго класса он начал вести дневники, куда записывал свои первые впечатления и наблюдения. С Виталием Валентиновичем Бианки - замечательным писателем, ставшим его учителем, другом и единомышленником - он познакомился будучи юннатом. С детства он любил и интересовался природой. Уже со второго класса он начал вести дневники, куда записывал свои первые впечатления и наблюдения. С Виталием Валентиновичем Бианки - замечательным писателем, ставшим его учителем, другом и единомышленником - он познакомился будучи юннатом. Вместе с Бианки он много лет готовил радиопередачу "Вести из леса", отвечал на многочисленные письма слушателей. Вместе с Бианки он много лет готовил радиопередачу "Вести из леса", отвечал на многочисленные письма слушателей.

Молодость будущего писателя пришлась на военные годы. К началу войны он успел окончить первый курс Гидрографического института и добровольцем ушёл на фронт. Всю войну прослужил в моторизированном топографическом отряде. После войны, оставаясь до 1958 года военнослужащим, Николай Иванович всё своё свободное время посвящал изучению природы. Молодость будущего писателя пришлась на военные годы. К началу войны он успел окончить первый курс Гидрографического института и добровольцем ушёл на фронт. Всю войну прослужил в моторизированном топографическом отряде. После войны, оставаясь до 1958 года военнослужащим, Николай Иванович всё своё свободное время посвящал изучению природы.

Профессия военного топографа помогла Николаю Ивановичу в работе над книгами. Он открыл для себя горы Кавказа и Тянь-Шаня, которые полюбил на всю жизнь. Николай Иванович много путешествовал, как правило в одиночку, побывал в пустыне Каракумы, на Белом море, в Индии и Африке. Профессия военного топографа помогла Николаю Ивановичу в работе над книгами. Он открыл для себя горы Кавказа и Тянь-Шаня, которые полюбил на всю жизнь. Николай Иванович много путешествовал, как правило в одиночку, побывал в пустыне Каракумы, на Белом море, в Индии и Африке.

В молодости Николай Сладков увлекался охотой, однако впоследствии отказался от этого занятия, считая спортивную охоту варварством. Вместо неё стал заниматься фотоохотой. С фоторужьём он бродил по лесам, поднимался высоко в горы, плавал с маской в озёрах, восхищаясь подводным миром. Многочисленные фотографии, сделанные во время путешествий, он использовал в своих книгах. В молодости Николай Сладков увлекался охотой, однако впоследствии отказался от этого занятия, считая спортивную охоту варварством. Вместо неё стал заниматься фотоохотой. С фоторужьём он бродил по лесам, поднимался высоко в горы, плавал с маской в озёрах, восхищаясь подводным миром. Многочисленные фотографии, сделанные во время путешествий, он использовал в своих книгах.

Отовсюду он привозил записные книжки, которые стали источником сюжетов его рассказов. В 1953 году вышла его первая книга. Она называлась «Серебряный хвост». Потом были другие: «Безымянной тропой», «Десять стреляных гильз», «Трясогузкины письма», «В лесах счастливой охоты», «Иду я по лесу», «Планета чудес», «Под шапкой- невидимкой»… Отовсюду он привозил записные книжки, которые стали источником сюжетов его рассказов. В 1953 году вышла его первая книга. Она называлась «Серебряный хвост». Потом были другие: «Безымянной тропой», «Десять стреляных гильз», «Трясогузкины письма», «В лесах счастливой охоты», «Иду я по лесу», «Планета чудес», «Под шапкой- невидимкой»… Всего Николай Сладков написал более шестидесяти книг. Всего Николай Сладков написал более шестидесяти книг.

Замечательный русский писатель Николай Иванович Сладков все свое творчество посвятил природе. Замечательный русский писатель Николай Иванович Сладков все свое творчество посвятил природе. Как каждый талантливый писатель он открыл в ней что-то свое и писал о ней Как каждый талантливый писатель он открыл в ней что-то свое и писал о ней по-своему, не похоже на других... по-своему, не похоже на других...

В своих книгах Сладков говорил о том, как прекрасна и неповторима жизнь природы, о загадках, которые она загадывает нам, о бесконечном разнообразии окружающего нас мира. Николай Сладков писал о том, что знал лучше всего, что любил больше всего и чему больше всего удивлялся. За книгу «Подводная газета» он получил Государственную премию имени Н.К.Крупской. В своих книгах Сладков говорил о том, как прекрасна и неповторима жизнь природы, о загадках, которые она загадывает нам, о бесконечном разнообразии окружающего нас мира. Николай Сладков писал о том, что знал лучше всего, что любил больше всего и чему больше всего удивлялся. За книгу «Подводная газета» он получил Государственную премию имени Н.К.Крупской.

Всю жизнь Николай Иванович Сладков Всю жизнь Николай Иванович Сладков был защитником природы, всем своим творчеством помогая ценить и любить был защитником природы, всем своим творчеством помогая ценить и любить её красоту, видеть необыкновенное её красоту, видеть необыкновенное в природе своими глазами. в природе своими глазами.

Из книги «Пёстрые крылья» За круглые пятнышки на крыльях, схожие с «глазками» павлиньих перьев, назвали эту бабочку «павлиний глаз». Но «глазастым» и ярким павлиний глаз бывает только тогда, когда ему ничего не грозит. Чуть мелькнёт тревожная тень, и он быстро захлопнет крылья, и превратится в сухой незаметный листок. Минует беда – бабочка снова раскроет крылья… За круглые пятнышки на крыльях, схожие с «глазками» павлиньих перьев, назвали эту бабочку «павлиний глаз». Но «глазастым» и ярким павлиний глаз бывает только тогда, когда ему ничего не грозит. Чуть мелькнёт тревожная тень, и он быстро захлопнет крылья, и превратится в сухой незаметный листок. Минует беда – бабочка снова раскроет крылья…

Самая крупная наша бабочка: крылья её с ладонь! Летает она по ночам и похожа в полёте на летучую мышь. А на день скрывается в укромном местечке и сидит неподвижно, сложив крылья шалашиком. Но если нечаянно тронешь её, Самая крупная наша бабочка: крылья её с ладонь! Летает она по ночам и похожа в полёте на летучую мышь. А на день скрывается в укромном местечке и сидит неподвижно, сложив крылья шалашиком. Но если нечаянно тронешь её, с шорохом дрогнут широкие крылья и моргнут на них четыре глазастых пятна. Ты испугаешься, а бабочка – улетит. с шорохом дрогнут широкие крылья и моргнут на них четыре глазастых пятна. Ты испугаешься, а бабочка – улетит.

Эта бабочка не прячет своей красоты: то крылья раскроет, то сложит. Словно хвастается: хороши крылья и сверху и снизу! На земле он как жёлтый кленовый лист. А в полёте словно бумажный кораблик… Эта бабочка не прячет своей красоты: то крылья раскроет, то сложит. Словно хвастается: хороши крылья и сверху и снизу! На земле он как жёлтый кленовый лист. А в полёте словно бумажный кораблик…

Бабочка большая, красивая, ей бы порхать над весёлым зелёным лугом, а она летает над грязной лесной дорогой, сидит у мутной дорожной лужи. Странные вкусы у этой бабочки: подавай ему всякую гниль! Чем хуже пахнет, тем ему милее. Бабочка большая, красивая, ей бы порхать над весёлым зелёным лугом, а она летает над грязной лесной дорогой, сидит у мутной дорожной лужи. Странные вкусы у этой бабочки: подавай ему всякую гниль! Чем хуже пахнет, тем ему милее.

Из книги «Дети радуги» Земля многоцветна, как радуга. Всё пронизано светом и цветом, всюду праздник для глаз. Снова и снова поражаешься нерукотворным творениям мастеров Природы: ветра, воды и солнца. Красота земли – наше богатство! Красота земли – наше богатство! И надо его беречь! И надо его беречь!

Славка У серой славки клювик до того маленький, что только муху схватить. Много еды в таком клюве не принесёшь. А птенцов в гнезде пять. И у каждого рот, как кулёк. И все кричат: «Мне! Мне! Мне!» У серой славки клювик до того маленький, что только муху схватить. Много еды в таком клюве не принесёшь. А птенцов в гнезде пять. И у каждого рот, как кулёк. И все кричат: «Мне! Мне! Мне!»

Суслик Промёрз суслик Промёрз суслик в холодной норе и вылез погреться на солнце. Встал столбиком, как цирковая собачка, сложил на животе лапки. в холодной норе и вылез погреться на солнце. Встал столбиком, как цирковая собачка, сложил на животе лапки. И зажмурился. Хорошо! И зажмурился. Хорошо!

Не простой это ёж – ушастый. Уши большие и очень чуткие. В пустыне с другими и не прожить, очень уж тихо там по ночам. А глазами можно и близорукими обойтись – всё равно ночью темным-темно. Не простой это ёж – ушастый. Уши большие и очень чуткие. В пустыне с другими и не прожить, очень уж тихо там по ночам. А глазами можно и близорукими обойтись – всё равно ночью темным-темно.

В подводном мире всё не так, как у нас на земле. Передвигаться там нужно не стоя, а лёжа. Там очень трудно шагать, но зато просто летать. А прыгать там можно даже вниз головой. В подводном мире никогда не бывает дождя и снега. Зимой там не бело, а черно: всю зиму непроглядная ночь.

Умер Николай Иванович 28 июня 1996 года в возрасте 76 лет. Умер Николай Иванович 28 июня 1996 года в возрасте 76 лет. Он был из леса, из полей, из мира птиц, насекомых, рыб, зайцев, лис и прочей живности. Он был из леса, из полей, из мира птиц, насекомых, рыб, зайцев, лис и прочей живности. Николай Иванович Сладков мечтал приохотить людей к общению с лесом, травами, реками, их населением, зная, как это надо человеческой душе. Николай Иванович Сладков мечтал приохотить людей к общению с лесом, травами, реками, их населением, зная, как это надо человеческой душе.

] Сборник. Для среднего возраста. Рисунки Т. Капустиной. Фотографии автора.
(Ленинград: Издательство «Детская литература», 1970)
Скан, OCR, обработка, формат Djv: PAV, 2017

• ОГЛАВЛЕНИЕ:
  Желтый океан (6).
  Голос пустыни (6).
  «На трусливого и собака лает» (7).
  Пойдем на бархан (8).
  ВЕСНА
  День за днем (10).
  «Длинное ухо». Тает снег. Весна в песке. Туман. Такыры ожили. События на старом кладбище. Черепаха. Чернотелка. Вежливые чернотелки. Тушканчики. Таинственная птичка. События в колодце. Саксауловые дрова. Земляная белка. Упупик. Каменный воробей. Черепашата. Пыль из норы (11).
  На желтой тропе. Следы редких зверьков. Следы газелей и антилоп (22).
  День за днем (23).
  «Длинное ухо». То и не то. Нахальные жильцы. Рассвет. Черная бабочка. Зайцы-садовники. Бездомный домовой сыч. На огонек. На поклон к эфе. Таинственные бугорки. Полосатик. Пустыня ночью. В деревне песчанок. Ночные голоса. Поджаренная злость. Глоток тумана. Геккон строит баню. Ящуркин нос. Свирепый скарит. Змея, которая стоит. Странный лес. События в саксаульнике. Песчаная акация. Сенокос. Вороний зонт. А ему нипочем. За орлиной спиной. У вараньей норы. Оса угощает варана. Булак. Мусорщицы. Пушистый дом. Живой фонтан. Новоселье. Палка на счастье. Рот с ушами. Сиворакша. Яркий крик (24).
  На желтой тропе. На месте преступления. Следы ящериц. Записи песчаной круглоголовки. Самый короткий след (44).
  С днем рождения! (47).
  День за днем (48).
  «Длинное ухо». Красные дали. В степь по... грибы! Ящеричный град. Черепаший пир. Кукушка на песке. Многоквартирное дерево. Змеи на рельсах (рассказ обходчика). Домик под рельсами. Утка в печке. Земляной сыч. В лисьей норе. Не подходи! Лес розово-серебристый. События в тугае. Наводнение в тугае. Лисий концерт. Заячий сон. Пыльные зайцы. Предсказатели. Пугливый сверчок. Хомяк работает головой. Джейранчик. Разбойничье логово. Ущелье каменных козлов. События в ущелье каменных козлов. Они знали! Живой ураган. Геккон со свистулькой. События на крыше. Такыр. События на такыре (49).
  На желтой тропе. Перепуганный жук. Скарабей катит шар. Следы разные. Следы жуков. Силуэты на проводах (71).
  С днем рождения! (74).
  Невидимки песков (75).
  Кто чего может? (76).
  У ночного костра. Воришка. Змеиная хитрость (77).
  Живые цепочки. Костер. Дорога (78).
  Охота. Охота на змей. Опасно для жизни. Змея и скорпион. Следы змеиных зубов. Оружие змеелова. Страшные случаи на змеиной охоте (рассказы ловцов змей). Про черепах (79).
  Золотые слова (88).
  ЛЕТО
  День за днем (90).
  «Длинное ухо». Варан собирает дань. Равнина цикад. Шум в норе. Жавороночья степь. Цветное пятнышко. Вкусная паутина. Хитрый удод. Бегунок. Авдотка. Птичий базар. Бабочки под землей. Поющий бархан. События на поющем бархане. Инкубатор. Зеленые зонтики. Слепушонка пьет тюльпаны. Кто спит - тот пьет. Пчелиные отбивные. Черепахи несутся. Подземный луг. Черепашья скала. События на заброшенном кладбище. События в ущелье каменных козлов. Сторожевые колокольчики. Хвост торчком. Всем по капельке. Кумушки. Гнездище. Голоса змей (рассказ змеелова). Красный каньон. События в красном каньоне (91).
  На желтой тропе. Плавающие в песке. Сетчатая ящурка на охоте. Ежик и черепаха. Гусеница и таракан (110).
  С днем рождения! (112).
  День за днем (113).
  «Длинное ухо». Соленый иней. События у колодца. Жара. Жаркие пляски. Обугленные хвостики. Соленая дорога. Держи ноги в... холоде! Сокол в засаде. Белые платочки. Сойка в телогрейке. 45 градусов в тени. Жареная саранча. Волчий колодец. Зверь за ловцами бежит. Где тень? Крикливый хвост. А ему хоть бы что! События на такыре. Синяя борода. Наперегонки. События в садах. Джейраньи чаши. Волшебное зеркальце. Таран-тулий посев. «Проклинающая солнце». Розовая равнина. Примета. Краснокрылы (113).
  На желтой тропе. По следу удава. Следы неожиданные (129).
  С днем рождения! (130).
  День за днем (131).
  «Длинное ухо». Слезопойки. Хитрецы. Ежик бегает ночью. Разноцветные склоны. Кобра купается. Змея в очках. Кобра и божьи коровки. Сколько земли? Кому жарче? Сколько саранчи? Зверек, которого никто не знал. Ручной зверек. Селе-виния на охоте. Чим-чим и биб-биб. Завтрак в постель. Песочное одеяльце. События на крыше. Сайгачьи дожди. Мышиные дыни. Опасный обед. Непьющие. Вкусный столб. Ржавый нос. Потерянные воротнички. Неряха. Барахольщик (рассказ зоолога). События на бахче (132).
  На желтой тропе. Птичьи следы. Следы зверьков. Силуэты на проводах. Силуэты на барханах. Силуэты на небе (145).
  С днем рождения! (147).
  Невидимки песков (147).
  Кто что умеет? (148).
  У ночного костра. Защитник. Дояр (149).
  Живые цепочки. Вода с ножками. Кто пьет воздух. Караванный путь (150).
  Охота. Ночью за змеями. Страшные случаи на змеиной охоте (рассказы ловцов змей). Приключения на вараньей охоте (рассказы охотников на варанов) (152).
  Золотые слова (156).
  ОСЕНЬ
  День за днем (158).
  «Длинное ухо». Забот полон рот. Хвост за голову. Рубаху съел. Круглоголовка падает в обморок. Вкусные камешки. Радужное настроение. Тени ночного неба. В кяризе. Тревожные барабаны. Пустынный загар. Кровопийцы. Глаза на песке (158).
  На желтой тропе. Следы безногих. По следам саксаульной сойки. Следы жуков. Силуэты на облаках (165).
  День за днем (167).
  «Длинное ухо». На узкой дорожке. Ящерка и круглоголовка. Лунная струйка. Напудренная куропатка. Белая смерть. И жук - мясо! Бегут кусты перекати-поля. В солонке. На чужих крыльях. Сквозь землю. Полынка ложится спать. В норку погреться. Корабль пустыни. Травяной островок. Прогревание животов. Красотка и красава (168).
  На желтой тропе. Следы тушканчиков. Следы сусликов. Следы песчанок. Кошки - мышки. Какая черепаха (176).
  День за днем (178).
  «Длинное ухо». Ветер метет барханы. Хвост-сачок. На солнышке. Мышь-робинзон. Великий посев. Варан набирает вес. Пошла Жучка в пески... Охотничий дом. Земляная крыса. Гости из тайги. Тропинка гостей. Пир на весь мир. Сам карусель. Франты. Сон. Телеграфный лес. Верблюжий гребешок (178).
  На желтой тропе. Следы очень редких зверей. Силуэты на проводах (186).
  Невидимки песков (188).
  Кто чего может? (189).
  У ночного костра. Хитрецы. Верные сторожа. Петушок (190).
  Живые цепочки. Работа кипит. Вор у вора украл (192).
  Охота. Страшные случаи на змеиной охоте (рассказы ловцов змей) (193).
  Золотые слова (196).
  ЗИМА
  День за днем (198).
  «Длинное ухо». Бегом от мороза. Верблюжий запас. Уснувшие обеды. Общежитие под землей. Грачи прилетели. Песчанки затопили печи. Белая чернотелка. Гек-конница. Заживо погребенные. Пешком по солончаку. По глинистой пустыне. По барханам. Майна на печке (198).
  На желтой тропе. Следы тушканчиков. Следы редких зверей (204).
  День за днем (205).
  «Длинное ухо». Они знали. Холодно. Гости с гор. Гости из тундры. Тамарисковая песчанка. Глубокий снег. На берегу. Старые и молодые. Ночной вор. Нос с глазами. Заячьи носогрейки. Зимняя змея. Зимний гриб. Как весной (206).
  На желтой тропе. Птичьи следы. Эти следы приводят к жилью (211).
  День за днем (212).
  «Длинное ухо». В саксаульнике. В кишлаке. Беда. За каменной стеной. Зачем тушканчику хвост? Видно тушканчика по хвосту. Кошка и мышка. Большой и маленький. Джейраньи зеркальца. Жаворонки и воробьи. Песочные часы. Не бесследно. Змеиное логово. Жизнь сквозь сон. Грустное письмо. Солнце пригрело (213).
  На желтой тропе. Следы очень редких зверей. Силуэты на облаках (220).
  Невидимки песков (220).
  Кто чего может? (222).
  У ночного костра. Стрелок. Дулта. Верное средство. Человек-инкубатор. Самоубийца (223).
  К рассказам «У ночного костра» (пояснения зоолога) (226).
  Живые цепочки. Наследники. Гнездо и нора. Кони и снег (229).
  Охота. Охота с ловчими птицами. С соколом на уток. С беркутом на волка (231).
  Золотые слова (233).